28 августа 2015 г. «Тобольские епархиальные ведомости», №9 (1 мая), 1882 г.
Газеты только что известили о смерти английского ученого Дарвина, который составил особенное учение о происхождении человека, пользующееся теперь наибольшей известностью в области естествознания. Имя Дарвина почти с каким-то благоговением произносится всяким, кто считает себя за человека с современным направлением, хотя бы знания этого человека по науке были иногда ограниченны и односторонни.
Что же это за учение Дарвина, своеобразно объясняющее происхождение человека, и что можно сказать о нем, в интересах христианской апологетики на основании отзывов лиц, более или менее научно знакомых с положениями умершего английского ученого?
Дарвину принадлежат, между прочим, два сочинения: «О происхождении видов» и другое – «О происхождении человека и половом подборе». В этих сочинениях развито его учение о человеке. Главная мысль Дарвина относительно человека та, что не существует коренного, качественного отличия от животных, что они наделены одними и теми же силами и способностями и развиваются по одним и тем же законам. Так, в отношении телесной организации, все кости человеческого скелета сходны с костями обезьяны, тюленя и других животных; внутренности и кровеносные сосуды у животных те же, что и у человека; головной мозг его по объему и строению имеет сходство с мозгом орангутанга и т.п.
Против этих положений Дарвина нет особенной нужды возражать, потому что даже и библейский рассказ говорит в пользу некоторого сходства человеческого организма с животным. Но необходимо указать при этом на черты различия между ними. По словам Гексли, самый меньший череп человека, например малорослого бушмена, вдвое больше черепа гориллы; каждая кость гориллы имеет приметы, по которым опытный анатом отличит ее от кости человека. Грациолет нашел, что мозг человека и обезьяны развивается в обратном отношении: у человека извилины мозга идут по направлению от лобной стороны к затылку, тогда как у обезьяны наоборот. Бишоф указывает на вертикальное положение человека, а Бурмейстер – на устройство ступни, как на главные особенности его организации.
Но не только замечаются различия в телесной организации человека и животных, сколько они различаются в интеллектуальном отношении. По сознанию самого Дарвина, нельзя по этой черте сравнивать даже самого тупого дикаря с наиболее развитой обезьяной, но он утверждает, что предоставляющийся пробел между ними наполняется промежуточными звеньями. Однако до сих пор таких звеньев еще не найдено ни естествоиспытателями, ни палеонтологами1. Один ученый замечает, что, может быть, переходные формы скрыты в более глубоких слоях земли и будут обнаружены со временем; но в таком случае преждевременной является и проповедь гипотезы о происхождении человека от животных.
Никто не отрицает, что животным так же, как и человеку, принадлежат некоторые психические силы; они имеют органы чувств, получают ощущения, имеют нервную систему, заправляющую движениями, некоторые чувства, например, радости, печали, самосохранения, но все это в существе дела очень мало походит на психическую жизнь человека. Трудно понять, какая сила лежит в основании жизни животных. Священное писание говорит только одно, что они получили от Бога «душу живу»... Для нас при этом важно знать, имеют ли животные сознание и разум, неотъемлемо принадлежащие человеку? Дарвин в этом отношении признает между ними только количественное различие, указывая на умственную деятельность пчел, собаки, обезьян; но мы не можем признать разума у животных, потому что не видим у них самого главного свойства разумных существ – движения вперед. Пчелы, бобер, ласточка также производят – первая соты, второй – норы, третьи – гнезда, как производили предки их за сотни и тысячи лет. Напротив, пробужденная умственная сила человека редко может быть, и то разве на время, чем-нибудь задержана в своем поступательном движении. Немного нужно сведений из истории, чтобы оценить эту силу, облагородившую человека и поставившую его в положение властелина земной природы. Напрасно доказывает Дарвин, что животные совершенствуются в своих познаниях подобно человеку. Это совершенствование их заключается только в изощрении органов чувств и приобретении некоторой ловкости механических приемов, и те приобретаются больше под влиянием и воздействием человека.
Мы отрицаем в животных нравственные деяния и чувство совести, но Дарвин находит в них и эти способности, указывая на широкое развитие у животных социального инстинкта, проявляющегося в любви матери к своим детенышам, в привычке большей части животных жить стадами и оказывать друг другу взаимные услуги. Но эти явления имеют и обратную сторону: самка всегда безжалостно покидает своих детей, как скоро они достигают известного возраста, симпатии стада не простираются на слабых и больных и т.п. Вообще все действия, свойственные животным, лишены нравственного основания – сознательности и целесообразности их, лишены того внутреннего чувства, которое порождает нравственные понятия дикаря и заставляет его невольно преклониться пред своим божеством.
Наиболее выдающуюся особенность человека от животных представляет дар слова, как исключительный продукт деятельности разума. Правда, люди часто, как говорит Дарвин, прибегают к нечленораздельным звукам или так называемой мимике, но зато животные никогда не обращаются к человеческой речи. Если они мыслят, хотя в слабой степени, то не понятно, почему не имеют способности говорить; это тем более возможно бы для них, что их голосовой орган устроен так же, как и у человека. Например, горло сороки и попугая, которые могут произносить целые фразы, не понимая, конечно, их смысла...
Итак, доводы Дарвина относительно происхождения человека от животных не имеют для нас убедительной силы.
Вот что говорит Фабри2 вообще об учении Дарвина: «учение это дало толчок естествознанию к новым разнообразным исследованиям, отчего некоторые организмы, принимаемые до сих пор за особые виды, впоследствии будут признаны видоизменениями одного и того же вида, и исследования его подвинут вперед важное в практическом отношении искусственное разведение новых видов животных и растений. В известных границах основанная им теория превращений имеет свою цену, так как ею объясняется лучше, нежели какою-либо другою теорией, разность значительных видоизменений в одном и том же виде. Но с естественнонаучной точки зрения теория Дарвина вовсе не принадлежит к числу решеных вопросов, и неоднократно повторявшаяся попытка представлять публике эту гипотезу как новейший, великий и самый верный результат точных исследований далеко не отвечает правде».
Фабри говорит, что теории Дарвина предшествовали другие теории, известные в естествознании под именем теорий превращения, каковы теория Дамальета, Ламарка и Окена. Посему теория Дарвина в своем роде не имеет даже вполне оригинальной самостоятельности. И как те теории вытекали из натурфилософского направления, так и теория Дарвина примыкает к тому же лагерю; почему «она предварительно должна быть подвергнута диалектическому и логическому испытанию» (стр. 164). При этом «испытании» оказывается, что материалистическое основание учения Дарвина не подлежит сомнению, сводя, как водится, объяснение происхождения органического мира к слепому случаю и многомиллионному времени. «Какая-то способность к изменению создала какие-то маленькие выгодные изменения, и так стал развиваться органический мир до совершенного организма человеческого», – вот в существе дела на чем держится объяснение Дарвина по данному предмету. Тут вы не видите объясняющей причины, никакой законности и необходимости развития.
Укажут на «естественный подбор». Надобно знать, что исходной точкой этой гипотезы служит выбор растений и домашних животных для искусственного разведения, совершаемый садовниками и сельскими хозяевами. Этот подбор навел Дарвина на мысль об естественном подборе. Но искусственный подбор совершается человеком по разумному расчету, на основании наблюдений. А кто руководит естественным выбором? Распоряжается ли здесь скрытый разум, который так искусно пользуется выбором для произведения новых видов? Допустив его, Дарвин тем самым стал бы поддерживать телеологическое воззрение на природу, которое однако он сам же окончательно намерен изгнать.
Как бы замечая противоречие, на которое в данном случае наталкивается Дарвин, он постарался подкрепить свою гипотезу естественного подбора еще (!) новой вспомогательной гипотезой. По его мнению, природу к произведению совершеннейших форм вынуждает собственно происходящая в органическом мире «борьба за существование». Что в настоящем мире действительно замечается подобная борьба между органическими существами, без сомнения, это факт. Но годен ли этот факт для доказательства гипотезы Дарвина? Если высшая организация одного животного дает ему власть над менее организованными, то не понятно, почему последние давно уже не истреблены и не исчезли с лица земли? Борьба за существование есть, но отнюдь не общее явление жизни; она замечается только в животном мире, чуждом для разумных стремлений. А что касается человека, то он ведет не борьбу, а сознательную работу, или тоже исполняет труд, который есть нравственный долг его жизни. Может он вести и борьбу за свое существование, если только в жизни его будут преобладать животные инстинкты. Но это уже будет извращение человеческой жизни, а не нормальное ее течение. Следовательно, известное обобщение гипотезы, с логической стороны, страдает еще неточностью понятий и должного разграничения их значения.
Дарвин, заметили мы выше, допускает также неизмеримо большие периоды времени, в которые мало-помалу произошли органические существа и в частности – человек. Но время никогда не может объяснить какого бы то ни было процесса происхождения или развития. Оно представляет, будет ли это год, или миллиарды лет, только возможность каких-нибудь образовательных процессов, но никогда не может быть причиной того, чтобы тот или другой образовательный процесс совершился в нем так или иначе, медленно или быстро, равномерно или с перерывами. Из ничего, по крайней мере, без всемогущего Творца, во веки веков не произойдет ничего. Это мифологические ряды цифр новейшего естествознания в сущности ничего не объясняют, напротив того, переступают за границы ясного человеческого мышления и чрез это облекают фантастическим туманом те процессы развития, которые, как утверждают, совершались в эти баснословные периоды времени, напоминающие мифологические и космогонические ряды цифр древних индусов, китайцев и персов.
Таким образом, в этом общем разборе учения Дарвина мы можем уже усматривать, в какой степени может считаться несостоятельным вытекающее из него учение о человеке, а вместе с этим – насколько не непоколебим и самый авторитет Дарвина, на котором хотят основать свои убеждения люди с современным развитием и естественнонаучным образованием.
Вообще сказать, тяжелое чувство оставляют в христианине попытки ученых, вроде Дарвина, низвести человека на одну ступень с животными и уничтожить в нем высшие, идеальные его стремления. Тем отраднее поэтому является для нас учение религии, которая говорит, что в то время как растительное и животное царство в процессе своего образования является продуктом земли и воды («да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя, деревья плодовитые, приносящие по роду своему плод, в котором семя их на земле... и да породят воды пресмыкающихся, души живые, и птицы да полетят над землею по тверди небесной... и да произведет земля животных живых по роду их») и, следовательно, произведением сил природы, возбужденных творческим «да будет», причем различие видов тварей постоянно обозначается новыми словами, – сотворение человека представляется совершенно в другом виде. Человек появляется на земле не как продукт творчески возбужденных сил природы, не как глава и вершина породы млекопитающих, но сам Бог творит его «по образу и подобию своему». Хотя его телесная сторона и взята из персти земной, и вместе с тем человек, по главным условиям своей внешней организации, поставлен в зависимость от общей космической жизни, но с этим земляным телом, чрез непосредственное действие Божие, соединяется дыхание жизни, делающее человека властелином твари, образом и подобием Божиим. Вот вкратце сказание Библии о происхождении человека и окружающей его низшей твари (Чит. Быт. 1 и 2 гл.).
При всей глубине и возвышенности, этот рассказ носит на себе печать самой непринужденной простоты. Он верен также и относительно единственной в своем роде двусоставности человека, как существа материального и духовного. Он оставляет естествознанию право анатомически и физиологически разбирать человека, по его внешней организации, как существо высшее в лествице тварей, а с другой стороны – охраняет самостоятельность и духовную природу его внутренней жизни, безусловно возвышающей его над всеми другими существами.
1 Указывают обыкновенно на неандертальский череп. Но об этом черепе встречаем отзывы, вроде следующего: «Найденный в легкодоступной пещере Неандерталя, под слоем глины, толщиною от 4–5 фут., череп имеет во всяком случае в высшей степени замечательное строение и составляет, без сомнения, весьма интересный предмет для изучения человеческого черепа, если принять(?), что он есть представитель особого племени, а не отдельный, ненормальный индивидуум». Фабри «О древн. человеческого рода», 1870 г.
Материал подготовила Медведева Е.М.
 |
удрость