9 октября 2015 г. У истоков каждого языка и каждой культуры, активно творящих во времени, мы встречаем ключевые фигуры, в судьбе и деяниях которых заключены и предугадываются основные черты духовной жизни и повседневной работы народа. Они не только имеют неоценимое значение для понимания национального характера и национальной религиозности (то есть связи с Богом, если следовать первоначальному латинскому значению слова «religio), но и скрепляют прошлое, настоящее и будущее, становятся основанием и опорой в непростые времена, на больших поворотах, в дни смут и перемен. Легенда и достоверные факты тут сливаются воедино, и их трудно бывает разделить, хотя поколения специалистов и бьются над этой задачей. Но так ли существенно подобное разделение, если брать во внимание не мумифицированное прошлое, а живую ткань длящейся истории? Легенда, прошедшая сквозь тысячелетие, сохраняет именно те черты, которые особенно дороги национальному духу, национальному характеру, представлениям о человеческой участи, красоте и справедливости.
В образе Крестителя Руси, равноапостольного князя Владимира Святославовича каждая черта, каждый эпизод, который хранит Предание, имеет не только конкретно-историческое, но и универсальное, символистическое значение. В нем предчувствуется путь народа и главное его упование, его дерзость и смирение, ошибки и раскаянье. Здесь имеет значение все – и нравы языческой Руси, и те личные выборы, которые совершал князь до обращения к христианству, и его преображение после крещения.
Точная дата рождения Владимира неизвестна. По расчетам историков и приблизительным данным немецких хронистов, он должен был появиться на свет где-то около 960-го года. Матерью его была Малуша, рабыня княгини Ольги, по некоторым преданиям, дочь того самого древлянского князя Мала, которому Ольга так жестоко и изобретательно мстила за смерть Игоря. При Ольге Малуша была раздатчицей милостыни и, вероятно, христианкой. Ее связь со Святославом разгневала великую княгиню, которая выслала ее из Киева в село Будятино. О каком Будятине идет речь в летописи, доподлинно неизвестно. Многие считают, что это деревня Будник под Псковом, но, возможно, и село Будятин под Гомелем, или Будятичи под Владимиром-Волынским. Так или иначе, там родился князь Владимир.
Вероятно, уже во младенчестве Владимир вернулся в Киев, а о судьбе его матери летопись ничего не рассказывает. Скорей всего они были разлучены, так как воспитанием мальчиков княжеского рода по обычаю на Руси занимались старшие дружинники, проверенные в боях воины и опытные мужи. Владимира поручили заботам малушиного брата Добрыни, который станет впоследствии одним из прообразов богатыря Добрыни Никитича в русском былинном своде.
Летопись говорит, что Владимир был третьим сыном Святослава, после Ярополка и Олега. Однако именно он в десятилетнем возрасте, в 970 году, был поставлен княжить в Новгороде, втором по значению городе Русской земли. Святослав уходил на войну в Придунайскую Болгарию, старшего своего сына Ярополка он оставил в Киеве, а второго по старшинству – Олега – в Овруче, на древлянской земле.
В 972 году Святослав погиб, а еще через пять лет братья перессорились. Теперь уже вряд ли кто способен разобраться в обидах и оскорблениях тысячелетней давности, но надо понимать, что отрокам в те дни едва исполнилось 16-18 лет, и их горячность плохо согласовывалась с их опытом. К тому же у каждого существовали свои воспитатели-советчики с частными интересами, страстями и амбициями.
Вроде бы причина этой усобицы проста. Некто Лют, сын Ярополкова наставника Свенельда, охотился в древлянских лесах и был там убит. Свенельд поклялся отомстить. Ярополк пошел с дружиной на Овруч, при штурме городских стен Олег, защищавший город, нашел свою смерть. В давке его попросту столкнули с моста в крепостной ров. Владимир, у которого после смерти брата были все основания бояться и за свою жизнь, бежал из Новгорода в Скандинавию и вернулся оттуда уже с варяжским войском. Теперь настала пора страшиться киевскому князю.
Как некогда Вещий Олег, герой знаменитого пушкинского стиха, Владимир с варяжской дружиной двинулся на юг. Но по дороге ему предстояло еще наведаться в Полоцк, так как полоцкая княжна Рогнеда нанесла ему жгучую обиду, а в дни язычества обиды не прощались.
Эта история почти сказочная. К Рогнеде, дочери Рогволода, Ярополк и Владимир сватались почти одновременно. Но гордая полочанка, слывшая к тому же первой красавицей тогдашней Руси, ответила Владимиру отказом: «Не хочу, мол, идти за сына рабыни».
И сам Владимир, и Добрыня, его наставник, брат Малуши, услышали в этих словах жесточайшее оскорбление. Участь Полоцка была решена. Варяги разгромили город, Владимир силой взял Рогнеду в жены, а Рогволода и двух его сыновей убили. После этого можно было идти на столицу.
У Ярополка не было достаточной силы, чтоб сопротивляться воинственным и жестоким варягам. К тому же в его ближайшее окружение вкралась измена. Боярин с говорящим именем Блуд давно переметнулся к новгородцам. Он то и присоветовал не слишком воинственному Ярополку явиться к Владимиру с миром. Однако брата своего Ярополк так и не увидел. Владимирова дружина подняла его на мечи, едва он только вошел на территорию лагеря… Так Владимир вокняжился в Киеве. Случилось это в 978 году.
В языческий период Владимир является нам во всем блеске и ярости молодой силы, не просвещенной светом христианства. Летописец пишет о его редком женолюбии – только в одном Киеве, помимо пяти жен, было у него 300 наложниц, а еще 300 в Белгороде, и 200 в Берестове. И был он, – пишет летописец – ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растлевая девиц»… Женолюбие это сочеталось с воинственностью, – мы видим князя постоянно в военных походах, – и в заботах о торжестве веры предков.
Старому славянскому язычеству, до того достаточно бедному, Владимир пытался придать невиданное доселе значение. На холме, у берега Днепра, были выставлены новые идолы: «Перуна деревянного, а голова у него серебряная, ус золотой, Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокоши», – как с ужасом перечисляет их имена летописец. Эта языческая демонстрация имела особый смысл еще и потому, что со времен Ольги в Киеве жило много христиан; те же новгородцы и варяги, которые пришли с Владимиром, были отъявленные язычники, многие еще и в воинственном скандинавском духе. Их кумиры хотели борьбы и требовали жертв.
Крайней точкой этого движения стали человеческие жертвоприношения по северному образцу, о которых ранее вроде бы и не слыхивали на Руси. Появились и первые мученики-христиане – варяг Федор и сын его Иоанн.
Жребий жрецов определил Иоанна в жертву истуканам, а Федор не пожелал отдавать своего любимого первенца. Толпа растерзала обоих, но перед смертью Федор выкрикнул народу: «Не боги это, а дерево, ныне есть, а завтра сгниет, не едят они, не пьют, не говорят, но сделаны руками из дерева. Бог же один, ему служат греки и поклоняются, сотворил Он небо и землю, и звезды, и луну, и солнце, и человека и предназначил его жить на земле. А эти боги что сделали? Сами они сделаны… Если боги они, пусть пошлют одного из богов и возьмут моего сына».
Отец и сын погибли мученической смертью, но слова эти передавались из уст в уста и глубоко запали в душу киевлян. Не раз задумывался над ними и сам князь. Не напрасно ведь сказано: «Кровь мучеников – семя христианства».
Между тем старое язычество с годами все больше показывало свою ограниченность. Оно не отвечало на главные вопросы все более усложнявшейся жизни: Что есть человек? Откуда он? Куда идет? Какова его посмертная судьба?
Однажды Владимиру встретился старый грек. Князь, по обычаю, позвал его отобедать. Грек показал гостеприимному хозяину икону Страшного суда. Грешники спускались в ад, праведники возносились на небо. «А я куда?» – спросил гостя князь. «Если крестишься, попадешь на небеса», – ответствовал тот. – «Ну что, станешь креститься?». «Надо повременить», – отвечал тогда Владимир. Он еще не был готов…
Под 986 годом «Повесть временных лет» помещает знаменитый рассказ о выборе веры. Сама эта легенда, – вне зависимости от ее фактологической точности, – чрезвычайно важна для понимания места и роли Руси, а потом и России в мировой истории. Большинство стран расположены внутри крупных цивилизационных миров, и исторические потоки действуют на их культуру, формируют и преображают ее. На Руси не так. Русь – пограничье, между Азией и Европой, между степью и лесом, между кочевниками и земледельцами. У нас от века существовал выбор, в какую сторону двигаться. Мы, при всем желании, не могли быть жертвами истории, материалом, – только творцами и соучастниками ее.
Выбирая веру, Владимир действует сам. Он ни в коем случае не подчиняется, – ни логике обстоятельств, ни случайности, ни, тем более, чужой воле. Это его решение, собственный путь, и он пройдет его вместе со своим народом.
Первыми к великокняжескому двору пришли мусульмане, евреи и немцы.
Магометане, которые были из волжских болгар, сказали Владимиру:
– Ты мудрый, а закона не знаешь.
– А в чем ваш закон? – спросил князь.
– Мы веруем в Бога, – отвечали болгары, – и пророк Его Мухаммед учит нас делать обрезание, не пить вина, не есть свинину, а по смерти мы попадем в рай, и будет у нас семьдесят прекрасных жен.
– Нет, – отвечал Владимир, – веселие Руси есть питие.
Вслед за мусульманами пришли немцы от папы Римского.
– А какая заповедь ваша? – спросил их Владимир.
– Пощенье по силе, – отвечали немцы, – а если кто ест и пьет, то все во славу Божию.
– Нет, – отвечал Владимир, – ступайте домой, отцы наши не приняли вашей веры.
Третьими были иудеи из Хазарского каганата. Эти начали с того, что стали унижать христиан – они-де верят в Христа, которого мы распяли, а мы верим в единого Бога Авраама, Исаака и Иакова.
– Где же ваша земля? – спросил их Владимир.
– В Иерусалиме.
– А почему вы не там?
– Бог наказал наших предков за грехи и рассеял по миру.
– Во как? – изумился Владимир. – Вы сами прокляты, к тому ж хотите на других навлечь это проклятие! – и велел прогнать иудеев прочь.
Наконец, явился грек-философ из Константинополя. Он рассказал Владимиру всю Священную историю от Адама до Иисуса, а в конце добавил: «Господь поставил один день, когда Он сойдет с небес, и будет судить живых и мертвых, и воздаст каждому по делам его; праведным – Царство Небесное, красоту неизреченную и радость без конца, грешникам же – вечные муки».
Владимир был впечатлен, но и этого, как рассказывает летописец, казалось ему мало. Конечно, в Киеве в ту пору жило множество людей, которые бывали в Константинополе, слушали православную литургию, читали Писание, чтили иконы. Но князь решил еще раз испытать греков. Он послал специальное посольство, чтоб узнать мнение самых верных своих людей о Православной вере.
Посольство это увенчалось полным успехом. Киевляне побывали на богослужении в храме святой Софии и были сражены красотой и величием литургии. «Как будто на небеса вознеслись», – рассказывали они. Это преклонение перед красотой и гармонией решило исход дела. Теперь Владимир только ждал удобного случая. Он даже спросил у бояр: «Где мне принять крещение?». «Где тебе любо», – отвечали бояре.
И князю было любо сделать это так, чтоб не идти на поклон к гордым и подчас высокомерным грекам, а чтобы сами они явились к нему с дарами, как материальными, так и духовными. Языческое начало все ж было сильно еще в нем, и гордость властителя преобладала над смирением ученика.
Повод вскоре предоставили сами греки. Смуты в империи дали Владимиру предлог, чтоб отправиться походом на Херсонес (Корсунь), ближайший к Киеву крупный греческий город (ныне – руины на окраине Севастополя). Русские осадили Херсонес и взяли его, и уже оттуда Владимир направил послание греческим императорам Василию и Константину, пообещав креститься, если те отдадут за него свою сестру Анну.
Царевна Анна приняла выбор Владимира как жертву, которую она принесла за веру и за свое Отечество. Понятно, она не хотела покинуть блестящий Константинополь и отправиться на север навстречу неизвестности, но такова была воля Божья. Однако, едва византийская царевна прибыла в Херсонес со свитой и духовенством, выяснилось, что князь медлит с крещением, вероятно, никак не может решиться. И тут случилось чудо. У Владимира разболелись глаза, он почти ослеп. Анна сказала ему: «Если крестишься, то исцелишься, если будешь откладывать крещение, то навсегда ослепнешь».
Владимир крестился и прозрел (произошло это, вероятно, на праздник Крещения Господня 6 января 988 года).
Домой Владимир отправился с царевной Анной, греческим духовенством, мощами св. Климента и Фива, иконами и священными сосудами. Корсунь он вернул в качестве выкупа, дара за жену свою, как говорит летописец.
Явившись в Киев, князь первым делом крестил всех домашних, а истуканов с берега Днепра велел столкнуть в воду. Рассказывают, что люди долго отталкивали Перуна от берега, чтоб тот никуда не пристал…
Киевляне крестились в Днепре, многие из них были уже подготовлены к Крещению, других вдохновлял пример князя и его приближенных. Только самые закоренелые язычники бежали в леса. На месте гибели мучеников Федора и Иоанна была освящена и срублена первая в городе Десятинная церковь.
Добрыня и Путята крестили Новгород, – там не обошлось без жреческого сопротивления. Служители языческого культа пытались взбунтовать народ, но были быстро усмирены. Отсюда пошло выражение: «Путята крестил мечом, а Добрыня – огнем».
При жизни Владимира христианство распространилось по всему пути «из варяг в греки» и утвердилось на Русской земле.
Полностью преобразился и сам князь. Языческих жен и наложниц своих он выдал замуж, одна только Рогнеда предпочла постричься в монахини. Долгое время не решался казнить разбойников, говорил, что боится греха. Сказания о его милосердии передавались сотни лет из поколения в поколение. На княжьем дворе любой мог получить продовольствие и денежную милость. Более того, специальные люди развозили милостыню по городу, для больных и немощных, которые не могли явиться на княжеский двор к раздаче.
Не напрасно в народе Владимир святой получил и другое прозвание – Владимир Красное Солнышко. Он был любим, и являл каждому пример щедрости, справедливости и сострадания.
С Крещения началась история русской книжности и культуры, история русской духовности и образования. И вот что удивительно. Так же, как сам Владимир, только что страстный язычник, сразу по Крещению явил удивительные примеры христианской добродетели и любви к людям и Богу, так и его страна, только что дремавшая в тишине невежества и своей частной истории, приобщилась через Писание и Предание к истории универсальной, всечеловеческой, почти сразу же ее приняла и творчески переосмыслила. Так, меньше чем за поколение у нас появились и удивительные памятники отечественной словесности («Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, «Повесть временных лет», «Поучение Мономахово сыновьям»), и собственные законы («Церковный устав», «Русская правда»), и высокие образцы духовного подвига (от св. страстотерпцев Бориса и Глеба до подвижников Киево-Печерского монастыря). И это было только начало исторического пути!
Официальной канонизации князя Владимира никогда не проводилось. Однако уже в 14 веке мы находим его имя в святцах, а на Московской Руси он становится одним из самых почитаемых святых. Из соборов посвященных князю Владимиру, построенных по всей земле Русской, знаменитейшие храмы в Петербурге, Саратове, Киеве, Севастополе, и новый – в Херсонесе Таврическом.
Образ князя Владимира имеет для современной России судьбоносное значение. Он не только стоял у истоков христианства на Руси, но и воплотил те черты идеального и мудрого правителя, которые прошли сквозь всю отечественную историю. Пространство его судьбы, скрепившее север и юг, есть наше национальное достояние, корень наших достижений, побед, борьбы и духовного подвига.
«Величаем тя, святой равноапостольный великий княже Владимире, и чтим святую память твою, идолы поправшего и всю Российскую землю Святым Крещением просветившего»
По материалам, предоставленным оргкомитетом принесения мощей князя Владимира в епархии Русской Православной Церкви
|
ри окна